ПОЧЕМУ ФУРТВЕНГЛЕР НРАВИТСЯ МНЕ БОЛЬШЕ ВЕЙНГАРТНЕРА?

В Бетховене и не только...

 

Тут все дело в основном “философском” вопросе: для чего существует музыка? То есть, конечно, разная музыка существует для разного. Вальс “Голубой Дунай” написан для того, чтоб под него танцевать - кто ж с этим спорит? Но никто не спорит и с тем, что симфонии Бетховена написаны как исследования мироздания и человеческой души в нем. И что писал их великий человек - тоже никто не спорит.

И тут мы вплотную подходим к нескольким “проклятым” вопросам современной музыки. Первый из них, это соотношение личностей композитора и исполнителя. Музыкальной произведение — это всегда сплав двух личностей, причем масштаб конечного результата определяется масштабом наименьшего из этой пары. Грубо говоря: если Пупкин играет Рахманинова, то результат будет в меру Пупкина. Но если Рахманинов играет Пупкина, то результат снова будет в меру Пупкина. И, если биография и музыка Фуртвенглера позволяет считать его человеком, сомасштабным Бетховену, то Вейнгартнер такого впечатления не производит.

Второе “проклятое” соотношение - прав композитора и исполнителя, которые они вырывают друг у друга в жестокой борьбе. В современной концертной практике исполнитель низведен на роль придатка к инструменту, главная задача которого - адекватно воспроизвести все черточки и точечки, написанные в нотах. Дополнительная задача, если получится - чтобы в музыке было еще какое-то содержание.

Самый главный аргумент сторонников такого подхода - то, что Бетховен требовал именно такого исполнения. Ну да, он имеет на свои симфонии некоторые права, вроде отцовских. Но ведь если отец потребует от сына, чтобы тот непременно стал фармакологом, сын может с этим и не согласиться! Бетховен всего лишь одна сторона пары композитор - исполнитель. А что делает другая сторона?

Исполнитель никогда не может воспроизвести замысел композитора адекватно - просто потому, что это другая личность. Тем более, когда прошло полтораста лет: вокруг совсем другой мир, другие инструменты, другие слушатели. И тогда он неизбежно оказывается перед выбором, перед третьим “проклятым” вопросом: дух или форма? Или он идет от духа, воспроизводя в первую очередь его, а средства подгоняя под задачу, что делает Фуртвенглер. Либо, наоборот, идет от формы, тщательно воспроизводя написанное - дух при этом претерпевает всяческие метаморфозы. Так поступает Вейнгартнер. Поскольку главный смысл бетховенских симфоний - это приключения духа посреди мироздания, то...

Кстати, неудивительно, что Фуртвенглер принял фашизм. Дело тут вовсе не в идеологии. Людям такого склада и масштаба ближе имперская идея, основанная на иерархии и обязанностях человека, чем либеральная каша, в основе которой лежат «права человека» и закон джунглей. Точно так же по ту сторону линии фронта было достаточно крупных людей, которые служили империи, не принимая большевизм. Кстати, будучи врагами на историческом и идеологическом уровне, обе страны смыкаются на уровне основной идеи. Только этим, наверное, можно объяснить такие вещи, как послевоенную популярность записей Фуртвенглера  в СССР (кстати, где все вопросы культуры неминуемо проходило через идеологические отделы) или  глубоко трагическое исполнение Фуртвенглером 6-й симфонии Чайковского в 1944 году,  можно сказать, накануне  падения Берлина.

Елена Прудникова